И тогда в союзном центре придумали одну юридически непротиворечивую и политически реализуемую модель, с помощью которой, по мнению авторов, можно было убить сразу двух зайцев: и СССР сохранить, и набирающего популярность Ельцина укоротить.

Идея была проста. Сейчас СССР состоит из 15 союзных республик, каждая из которых в любой момент может выйти из его состава по семьдесят второй статье Конституции СССР. Но ведь имеется еще 20 автономных республик. Они хотя и «на этаж» пониже, но амбиции у них — дай боже! И что важно — 16 из них находятся в составе РСФСР.

Исходя из этих раскладов, предлагался алгоритм: ладно, центр соглашается на новый Союзный договор, но с условием, что помимо 15 республик, у которых есть право свободного выхода, в его подготовке и подписании будут участвовать еще и 20 автономий. При этом автономиям обещано повышение статуса до союзных республик, а в обмен из нового договора должна исчезнуть запись о праве на свободный выход. Вот такой простенький размен, но, разумеется, красиво завернутый в слова о свободе, экономической самостоятельности и повышении статуса.

Такая идея Горбачёву и членам политбюро очень понравилась. Вдобавок получалось, что попутно Ельцин как бы растворялся среди глав 16 автономных республик, которые наравне с ним подписывали бы договор. «По-партийному» решили действовать: чтобы ослабить лидера, надо договориться с его подчиненными. Фактически союзный центр пообещал российским автономиям посадить их с собой за один стол в обмен на предательство Ельцина. Это звучало, конечно, не так жестко, а очень демократично. И называлось «планом автономизации».

Я сам лично в Особой папке ЦК КПСС видел и читал несколько документов на эту тему. Один из них, кстати, докладывал на заседании политбюро Александр Сергеевич Дзасохов, тоже умнейший человек — опытный дипломат и политик.

Буквально сразу после обсуждения план стали реализовывать в законодательной сфере. 10-го и 26 апреля 1990 года Верховный Совет СССР под председательством Лукьянова принял два внешне очень демократических и справедливых закона, которые начали выравнивать статус и права автономных и союзных республик. И если первым актом резко расширялась экономическая самостоятельность автономий, то второй пошел еще дальше: в нем автономные республики были названы государствами, являющимися субъектами федерации — Союза СССР.

Если бы этот план был реализован до конца, для России настал бы крах, потому что из состава республики в свободное плавание уходили не просто 16 автономий, а, как уже было сказано выше, половина территории почти со всеми стратегическими ресурсами и 20 млн человек населения. После принятия законов буквально сразу начался парад суверенитетов — уже внутри России, который нам откликается до сих пор. А как ему не начаться, если с самого верха, само союзное руководство назвало наши автономии — Татарстан, Башкортостан, Чечено-Ингушетию, Дагестан, Якутию и прочих суверенными государствами?

Причем надо сказать, что, когда в августе 1991 года случился путч, Горбачёва изолировали в Форосе, а Ельцин еще не успел залезть на танк, чтобы объявить путчистов вне закона, лидеры российских автономий уже сидели в приемной Янаева, который объявил себя новым президентом СССР. Они все приехали за статусом союзных республик. Получить подтверждение, что обещанные «пряники» ГКЧП у них не отберет. Если бы путч не провалился, то уже 21 августа РСФСР могла стать конфедерацией — это в лучшем случае. Или вообще исчезнуть.

Ведь помимо «плана автономизации» у союзного центра в борьбе с новым российским руководством были и другие идеи. Например, 14 июля 1991-го в «Известиях» был опубликован документ в рамках подготовки к сентябрьскому заседанию политбюро и пленума ЦК. Там предлагалось создать на территории РСФСР семь союзных республик. Вместо одной России — семь новых.

Кстати, эта мысль — поделить Россию на несколько крупных регионов — приходила в голову не только союзному руководству, но и западным политикам. Одни аргументировали это необходимостью децентрализации и демократизации политического режима страны. Другие — откровенно говорили о необходимости ослабить Россию, превратить ее в транспортный мост между Западом и Востоком с доступом к ресурсам нашей страны. При этом чаще всего приходилось слышать о том, что делить Россию надо на семь крупных частей, которые бы имели большую экономическую самостоятельность. А Збигнев Бжезинский пошел дальше всех — предлагал превратить нашу страну в конфедерацию с тремя мегасубъектами: Европейская часть, Сибирская республика и Дальневосточная республика[39].

И что интересно, ведь в 2000 году федеральных округов поначалу тоже было нарезано семь. Какая-то магическая цифра — красивая, но на практике опасная для нашего федерализма.

Так что не было у Ельцина другого способа переиграть «план автономизации» и остановить грядущий развал России, как принять 12 июня 1990 года Декларацию о государственном суверенитете РСФСР.

Это сейчас гуляет очередной миф, что из-за этого документа начался распад СССР. А на деле — аберрация памяти и полное незнание документов и фактов.

Начну с того, что не надо смешивать два понятия: суверенитет и независимость, то есть выход из состава СССР. Это два разных акта с разными последствиями. Декларации о суверенитете приняли все союзные республики, кроме Армении, еще до конца 1990 года. А потом пошли их заявления о независимости и фактический развал Союза. Россия никаких актов о независимости не принимала.

В ответ на начавшийся внутрироссийский «парад суверенитетов» нам надо было подтвердить свою территориальную целостность и запретить лидерам автономий любые игры с центром через голову российского руководства.

Мы записали в Декларации пункты о территориальной целостности РСФСР и о том, что все вопросы о повышении статуса автономий должны решаться на основе российских законов. Я тогда и Шахназарову, и всем остальным советникам Горбачёва долго объяснял, что для РСФСР выход автономий — это конец. А без РСФСР неизбежно развалится и Союз. Но в этом мы с ними никак не могли добиться понимания.

Кстати, Борис Николаевич, как человек с опытом партийного и хозяйственного руководства, очень тонко понимал все вопросы и символы, связанные с иерархией, авторитетом, статусами, и четко видел, к чему может привести их нарушение. И для него сюжет с выравниванием статуса автономий до уровня союзных республик был не абстрактно-теоретическим, а очень конкретным: как будем подписывать новый Союзный договор? Будет ли Ельцин ставить подпись наравне с Татарстаном, Башкортостаном, Якутией и так далее или все-таки один — за всю Россию? Понятно, что автономии хотели сесть за общий стол на равных, но тогда можно было ставить крест на авторитете России, на единстве республики и системы власти.

Так что Борис Николаевич своим вопросом — «как подписывать будем?» — защищал целостность России. И Декларацию о суверенитете принял с этой же целью. Он говорил: «Друзья, коллеги, мы — одна республика, мы — одна Россия. Давайте мы с вами хотя бы Россию сохраним».